Беглый плотник встретил свою семью
840 дней спустя
Сергей Филенко приехал в Киркенес, чтобы встретить свою семью после долгой разлуки. Филенко уехал из России от уголовного дела. На родине он участвовал в протестах, даже суды над собой превращая в антивоенные акции, а теперь помогает украинской армии. Потому что слова, уверен Филенко, стоят чего-то лишь тогда, когда за них приходится платить.
“Граница когда закрывается? Ровно в три? То есть через двадцать минут?”
Плотник из Карелии Сергей Филенко сидит в норвежском Киркенесе, в девяти километрах от российско-норвежской границы, которая вот-вот закроется на ночь. Филенко пристально смотрит в телефон в ожидании звонка или сообщения. С ним должен связаться водитель, который везет из России жену и дочь Сергея — а звонка всё нет и нет.
Свою семью этот высокий, сильный, немного хмурый мужчина не видел уже более двух лет. Плотник, публицист, активист из Петрозаводска Сергей Филенко получил политическое убежище в Финляндии; он уехал туда после того, как его дважды оштрафовали за дискредитацию российской армии. Однако и до полномасштабного вторжения Сергей Филенко выступал против путинской политики, делая это самоотверженно и ярко.
Ежик на севере
У Филенко много профессий. По образованию он биолог; со своей супругой, Юлей, он познакомился на курсах для гидов и проводников — и зарабатывал этим ремеслом; Филенко хорошо пишет, его серия материалов об одиночном путешествии на снегоступах получила приз Союза журналистов Карелии. Но главная профессия — плотник. Друзьям как-то раз при строительстве дома понадобился работник, Сергей попробовал, а потом стал плотничать всерьез.
Вся жизнь Филенко связана с севером. В Карелию он приехал из Североморска, где провел свое детство.
“Мрачные полярные ночи, военно-морские офицеры в белых кашне… Когда сильный ветер с залива, с них иногда срывает фуражку, и она катится. Если она обычная чёрная с белым околышем, то она катится белым околышем по замерзшей грязи; если она парадная белая, то она почему-то плашмя падает белым в грязь”.
Когда Сергей служил в армии, с ним произошел случай, который он запомнил на всю жизнь и в котором теперь видит отражение своей собственной судьбы.
“Я был радистом в Моздоке при бомбардировщиках ТУ-95. И вот в очередной раз я решил срезать путь через взлетно-посадочную полосу и увидел ежика, которого раздавило колесом стратегического бомбардировщика. Я был молодой, в очёчках, с тонкой шеей; и мне так жалко стало этого ежика! Он-то уж никаким боком не связан ни с Холодной войной, ни с гонкой вооружений, ни со всем этим кошмаром… И я отломал лапку этого ежика, опустил ее в спирт, и она мумифицировалась. Она до сих пор у меня”.
Спустя много лет Сергей Филенко принесет эту лапку на суд по делу о “дискредитации” армии — первый в Карелии. Но судью разжалобить не получится.
По возвращении из армии Сергею предложили простую работу — возить водку из Санкт-Петербурга в Мурманск. Он отказался — “неэтично торговать водкой, от которой люди мрут” — и вместо этого поступили на биологический факультет в Петрозаводске. Так получилось, что его сокурсником оказался Рубен Погосян — единственный в Карелии, кого посадили за антивоенные высказывания.
Сергей вспоминает годы свободы — и то, как они кончились. Для него, как и для многих, поворотной точкой стала гибель подлодки “Курск” и реакция нового президента — Владимира Путина.
“Я увидел ухмылочку — “Она утонула”, — услышал его слова о вдовах… Если бы это был фильм, на этом месте должна была бы играть тревожная жуткая музыка, которая подсказывает зрителю, что всё, начался ужас”.
С наступающим ужасом Сергей Филенко боролся, как мог. Часто участвовал в акциях протеста, выступал против губернатора, поддерживал последнего избранного мэра Петрозаводска Галину Ширшину, выходил в пикеты в защиту исследователя сталинских репрессий Юрия Дмитриева.
Ходил он и на акции в поддержку Алексея Навального. Одна из них прославила Сергея Филенко на всю страну, хоть и ненадолго.
В тот день — 21 апреля 2021 года — в Петрозаводске была отвратительная погода. С неба валил мокрый снег, главная площадь карельской столицы покрылась ледяной кашей. Филенко стоял на постаменте памятника Кирову, держа в руках табличку “Россия будет счастливой”. Окружавшая его молодежь пела песни и подшучивала над полицейскими. Вдруг раздался сигнал — и началось “винтилово”.
Первым взялись за Филенко. Четверо полицейских схватили его за руки и за ноги и потащили к автозаку. Журналистка местной газеты “Губернiя” оказалась проворнее всех и сняла, как плотник в руках полицейских во всю глотку что-то выкрикивает. Это были слова “Заповеди” Редьярда Киплинга.
“Я думал только о том, чтобы позорно не забыть текст, — вспоминает Филенко спустя четыре года. — Но все быстро кончилось. Приволокли, посадили задом в сырой снег возле автозака. Я уперся было, заявил, что не полезу в автобус. Один из росгвардейцев начал вяло выкручивать руку, и я согласился пойти внутрь”.
Видео быстро разошлось по сети; в тот день в стране задержали более 1700 человек, и Филенко со своей “Заповедью” стал одним из символов сопротивления репрессиям. Но ни акции протеста, ни стихи не помогли: Алексей Навальный остался под стражей, а в 2024 году был убит в колонии за полярным кругом.
“Мы, весь народ, ничем не смогли ему помочь. Это убийство героя античного, библейского масштаба среди наших никчемных современников — это и горе, и ярость, и крайнее презрение, что все мы оказались мелкими и никчемными”, — говорит Филенко, стоя возле мемориала Алексею Навальному в Киркенесе.
Мемориал установлен прямо напротив российского Генконсульства. Увидев у себя над головой триколор, Филенко нахмурился.
“Когда был путч ГКЧП (в августе 1991 года — прим. авт.), я дома нашел какие-то сигнальные морские флаги — это было в Североморске, — и сшил из них трехцветный флаг, и вывесил его из окна подъезда. То есть это был флаг свободы — вместо кровавого красного. А теперь и этот флаг ассоциируется с гнусностью”.
Война. Суд. Слезы
24 февраля 2022 года Сергей Филенко был в Москве. Приехав в столицу, он пошел в Палеонтологический музей, в котором ни разу не был и который давно хотел посетить. Телефон был отключен — Сергей берег заряд аккумулятора.
“Еще с вокзала я обратил внимание, как люди в разговорах постоянно — “война, война…” Я это пропускал мимо ушей. А в музее сел на лавочку, рядом со скелетом птицы дронт, которую уничтожили во время эпохи великих географических открытий. Сел и открыл новости. И меня просто как дубиной по голове, я перестал что-то воспринимать.
Вечером поехал на Пушкинскую площадь, там уже всех разогнали и не давали даже стоять на месте. Подошли трое, потребовали паспорт. Смотрят — “У, из Карелии!” Да, говорю; я вчера выехал в столицу своей Родины, а приехал в главный город страны-оккупанта…”
В Петрозаводске, куда Сергей вернулся через неделю, протестующим против войны людям тоже не дали даже собраться.
“Мы только начали подходить [на главную площадь города] — без лозунгов, без агитации, вообще без всего, просто люди. “Здравствуйте, вы, наверное, тут не просто так?” — “Да, мы не просто так…” Через три минуты выбежали полицейские, окружили всех, оттеснили в автобус, и на этом всё кончилось”, — вспоминает Филенко.
Через два месяца после начала полномасштабного вторжения Сергея Филенко оштрафовали за “дискредитацию” армии. Он стал первым в Карелии, кого привлекли к ответственности по этой статье. Филенко пришел на суд с лапкой раздавленного бомбардировщиком ежика и сравнил свою судьбу с судьбой зверька — жертвы военной машины. Филенко оштрафовали на 30 тысяч рублей.
Вторая административка последовала еще через два месяца. В суд Филенко снова явился не с пустыми руками. На этот раз он принес 324 стеклянных шарика — по числу детей, погибших к тому моменту в боевых действиях в Украине.
“Я покупал что-то в отделе для рукоделия для своей дочки и увидел мешочки со стеклянными шариками. В голове всплыл образ — слезинка ребенка… А тогда часто публиковали цифру — сколько погибло детей в Украине. И я купил эти шарики. И пока дело шло к суду, цифра росла, приходилось еще докупать. Плакал над ними…”
Приставы, досматривающие вещи на входе в суд, не стали отбирать странный груз, Филенко пронес шарики на заседание и достал во время своего выступления. Пластиковый пакет не развязывался, плотник рванул его — и три сотни шариков с грохотом осыпались на пол перед судьей и разлетелись по всему помещению.
“У судьи — покерфейс. Вообще ее никак это не тронуло, лишь сказала: “Потом соберете”. И секретарша в перерыве, пока мы шарики собирали: “Ой, это было так волнительно! А вот я еще нашла три шарика, они закатились!”
Гуляя по Киркенесу, Сергей Филенко много говорит о природе человеческой. Например, удивляется россиянам, поддерживающим Путина и войну. Он часто сравнивает происходящее с зомби-апокалипсисом, а сторонников агрессии — с каннибалами.
“Представьте, что в стране власть захватили людоеды, — рассуждает плотник. — И есть активные людоеды, которые радостно убивают и жрут других людей. А остальные — просто приходят в магазин, а там вместо курятины и свинины продается человечина. В консервах. И люди вроде сами не убивают, но спокойно это едят. “А что, мы же не веганы какие-то…”
Мой лучший друг, одноклассник, который был офицером Северного флота, а потом он стал священником православным. И последней мой вопрос, после которого прекратились полностью все отношения — в марте 2022 года после вторжения: “О чём ты разговариваешь с Богом после 24 февраля?” И на это он мне не ответил”.
"Тебе пипец"
Сергей Филенко сначала заявлял, что не собирается оплачивать штрафы, которые пойдут на изготовление патронов. Он готовился к тюрьме, но садиться в нее все-таки не хотел — и потому отдал государству деньги, выкрученные, по его же словам, из слабых плотницких рук. Однако даже эту процедуру Филенко сумел превратить в антивоенную акцию.
“Часть штрафа от плотника Сергея Филенко”; “Запрещаю тратить на войну и путинских холуев!”; “Ни копейки на войну и Путину – разрешаю тратить на добрые дела” — такие надписи Сергей нанес на пятитысячные купюры и отнес их в банк. Боялся, что операционистка вызовет полицию. Полицию никто не вызвал, но фотографии купюр в фейсбуке Филенко опять сделали его знаменитым.
“Я ходил по делам в городе, возвращаюсь домой, а там жена: “Я увидела в новостях, тебе пипец!” Если бы у меня ушки были, как у кота, я бы их в тот момент опустил от страха. И стал реально бояться”.
Несмотря на реальную угрозу уголовного дела, которое могли возбудить уже после второго штрафа, Филенко оставался в России. “Не всех же сажают, а если и посадят — доживу до конца срока и расскажу, как это было”, — отвечал плотник на предложения уехать. Но в ночь на 26 сентября, вскоре после объявления мобилизации, в его дверь постучали. Это были не полиция и не военком, а насмерть перепуганный друг по имени Роман. Роман накануне уехал в Финляндию; пересек границу, затосковал по родине и тут же бросился обратно. А приехав домой, увидел в двери повестку в военкомат. И побежал к Сергею.
“Мы сидели всю ночь. Я над ним глумился: дескать, сейчас сюда придут с обыском, чтобы арестовать за антивоенную позицию, а тут ты, и тебя сразу в армию заберут… Наутро он говорит: давай уедем. А мне уже было боязно. Мы говорили на кухне о том, что евреи же тоже не до конца понимали, какой кромешной смертью грозит жизнь в Германии. И даже после Хрустальной ночи оставались многие…”
Сергей решил ехать. Обнял на прощание жену Юлию и дочь Марью, которой тогда было 12 лет. Друг упрашивал снять с обложки паспорта наклейку “Нет войне”. Филенко отказался: будь что будет.
“На границе меня тормознули. Держали больше трех часов. Я сидел в отдельном бедненьком кабинетике. “А вы верите, что Навального отравили?” — спрашивал меня хитрожопый тип в бежевом сюртучке. Да я не верю, я знаю! Вы почитайте, говорю… “А вот какая у вас позиция в отношении…” Так наберите в интернете мои имя и фамилию, и вам вывалится сразу же про мою позицию! В общем, держался нагло и дерзко. В конце концов пришел таможенник с обоими моими паспортами и сказал, что я могу ехать”.
Спустя два с лишним года Филенко снова подъехал к границе, только уже гораздо севернее и стороны Норвегии. Увидев пункт пропуска, плотник пробормотал: “Помогите…”
“Это самое близкое приближение к империи зла. Но до этого был такой случай: в Финляндии с другом вышел на берег озера, и он мне говорит — “Вон там, в двухстах метрах, Россия”. Я инстинктивно попятился назад и сказал: давай-ка пойдем в другое место.
Надо же так довести человека, чтобы он шарахался от собственной родной страны! Это всё равно что утёнок, который вылупился из яйца, увидел маму-утку и вдруг не воспринимает её как родное существо, безопасное и любимое…
Никакой ностальгии, как ни странно. Но сейчас я смотрю на границу и думаю: оттуда завтра выедут жена и дочка — самое ценное, что там оставалось. И будут со мной”.
Надписи на память
В Финляндии Сергей Филенко довольно быстро вернулся к своему ремеслу. С первой же зарплаты Филенко перевел часть денег Вооруженным силам Украины.
“Я оплатил надпись на 155-миллиметровом украинском снаряде: “Русским оккупантам от русского плотника”. И с тех пор всё, что остается от пересылки семье и простой еды для себя, я трачу на оружие для украинцев и помощь российским оппозиционерам.
В итоге, я думаю, это правильно. Вместо того чтобы сидеть в тюрьме, мои деньги, которые я честно заработал здесь… Может быть, это спасло жизнь хоть одного защитника Украины и, может быть, убило дополнительного оккупанта.
Донаты украинской армии — самое лучшее, что можно делать в моем положении. Там, в России, слова были ценными, за них приходилось платить. Здесь мое слово ничего не стоит”.
Спустя год ожидания Сергею Филенко предоставили политическое убежище. Еще год ушел на то, чтобы оформить вид на жительство жене и дочке.
Это было похоже на то, что вот я умер и смотрю, как оно всё идет после меня. Семья справляется, страна катится в бездну своим путем. Но еще до того, как мне дали убежище, я успел отремонтировать первую сауну. И это как-то духоподъёмно сказалось на моём ощущении самого себя — что, если мне придётся уехать куда-нибудь ещё, после меня Финляндии останется что-то хорошее. И через сто лет будут эту сауну реставрировать, и там, на новых бревнах, в пазу найдут надпись: “Рубил плотник-беглец из России Сергей Филенко, Путин — хуйло, надеюсь, вы не такие уроды, как были мы”.
Сергей живет на юге Финляндии, дорога до Киркенеса на машине заняла у него почти 20 часов. Но не поехать он не мог — хотел встретить свою семью как можно раньше.
“Я бы извелся в ожидании. Боюсь, что в последний момент что-нибудь сорвется, что-нибудь еще произойдет. И что им будет непросто, они начнут новую судьбу строить. Но мне надо стараться быть спокойным, мудрым и надежным. Чтобы они не к истерику приехали, а к прежнему мужу и отцу”.
Встреча
За 19 минут до закрытия пункта пропуска пришло сообщение от водителя: границу прошли. Сергей Филенко сохраняет невозмутимое лицо, но признаётся — внутри него всё кипит. Наконец подъезжает микроавтобус, из которого выходят жена и дочь. Между расставанием и встречей — 840 дней.
“У нас просто очень замечательная крепкая семья, и я Серёжу всё время утешала. Внутреннее спокойствие, уверенность… И все события, и как Сережа попал в Финляндию — всё сверхъестественно. Это Божья защита — что хороший человек в тюрьму не попал. Мы прошли этот путь, все хорошо”, — говорит Юлия, жена Сергея.
Юлия гораздо спокойнее мужа. В частности, она не осуждает соотечественников, в том числе — поддерживающих войну.
“Многие люди заблуждаются искренне. Вы их так вот не сломаете. У нас есть подруга; она организовала группу — несколько женщин готовят сублимированные продукты для бойцов. Она искренне это делает, но при этом она уважает Сергея и его выбор. И она переживала, что мой муж, которого она хорошо знает, далеко. Вот мне такие люди очень нравятся; хуже всего, когда человек просто записал тебя и всю семью в изменники родине.
Хотя люди себя повели по-разному. Некоторые, даже среди родственников, отвернулись, как при Сталине в 30-е годы. Не то что от меня, а даже от моего папы! Совсем испортились отношения”.
Юлия утверждает, что для нее случившееся — не эмиграция, а “расширение географии”. Она будет наведываться на родину: в России остался ее пожилой отец. Вера в Бога помогает ей легко относиться к происходящему. Сергей — атеист, но в минуту встречи и он, кажется, был готов благодарить Господа за этот день.
“Я себя чувствовал Робинзоном Крузо, который стоит на безопасном, твердом, но позади меня не корабль, а вся страна идет на дно. И этот ужас у меня в глазах, и надежда, что на берег выйдут жена и дочка, — говорит Сергей Филенко, вспоминая сотни дней разлуки.
Единственное, что я не готов был потерять из всего, что я нажил за 52 года в стране, — это семью. Но мы давно еще с Юлей говорили, сидя на кухне: если я не буду говорить и делать, что считаю нужным, то, когда все это кончится, рядом с тобой будет спивающийся совестливый человек, раздавленный чувством вины. Я не считаю себя смелым человеком. Наоборот, можно сказать, что мною движет страх, что если я чего-то не сделаю, то буду презрительно к себе относиться, а в таком состоянии оставаться боязно. Счастливы те, мимо которых все это проходит, а вот я не могу”.
