Свидетель свободы слова

“Когда на дачу, построенную руками отца, приехал спецназ ФСБ и защёлкнул наручники у меня на руках на веранде, где мы когда-то отмечали День рождения моей дочери, где мы пили чай с родителями… Когда у меня защёлкнулись наручники там, где я действительно был счастлив, я понял, что игры закончились. Они в прямом смысле вторглись в мой дом”.

Утром 8 июля 2025 года карельский журналист Валерий Поташов был у себя на даче неподалеку от Петрозаводска, когда к нему явились силовики. Очень скоро выяснилось, что визит был связан с разгромом сыктывкарского “Револьт-центра”, где Поташов, по его словам, ни разу и не был. Обыски и задержания шли в 12 регионах России, в том числе – в Карелии. Вторым эпизодом Поташову пытались вменить сотрудничество с “нежелательной” организацией – изданием “Новая газета Европа”. От дачи показаний Поташов отказался, а силовиков начал троллить.

“Их очень интересовало, где у меня компьютер, на котором я пишу свои материалы. Я посоветовал им простучать стены – может, где-то есть тайник? И они начали стучать…”

Агент 1030

Это был уже второй обыск за минувший год. Первый был 1 августа прошлого года, в день большого обмена заключенными между Россией и странами Запада. Тогда у Поташова тоже искали следы сотрудничества с нежелательной организацией; не нашли. Обычно людям в России хватает одного визита силовиков, чтобы принять решение об отъезде. Но журналист оказался несговорчивым.

“Я не собирался никуда уезжать. Я жил в Карелии всю жизнь, Карелия для меня родина. Пусть это как-то наивно прозвучит, но я до последнего пытался всё-таки остановить то, что произошло.

Кроме того, можно уехать в хорошую демократическую страну, но это страны, которые добились демократии и свободы. Если мы хотим, чтобы наша страна, наша Карелия была демократической, мы должны сами строить себе эту жизнь”.

Намек был не понят. Карельская ФСБ выждала почти год и пришла к Поташову снова, на этот раз постучав погромче. С допроса, на котором он не сказал ни слова, Поташов вышел в статусе свидетеля по делу “Револьт-центра”. А из свидетеля очень легко превратить в подозреваемого. “Еще увидимся”, – сказал на прощание следователь.

“Агент 1030” – так называет себя при встрече Валерий Поташов. 1030 – его порядковый номер в реестре иностранных агентов, полученный 11 июля. Статус нагнал его во время эвакуации из России, в нескольких сотнях метров от литовской границы. Примерять на себя новое звание всерьез журналист не собирается, однако поглумиться над ним не прочь.

Поташов идет по Вильнюсу в футболке с изображением Василия Левонена по прозвищу “дедушка Вяйнямяйнен” – лидера карельского восстания против советской власти. В эпицентре восстания была деревня Лужмаваракка, где жила прабабушка Поташова. Сейчас этого населенного пункта на карте нет, но именно туда он приезжал прощаться с предками.

Борьба за свободу и независимость – особая тема для Поташова. Он подходит к Вильнюсской телебашне, возле которой – мемориал в память о людях, погибших при ее защите. Телебашню штурмовали советские войска, когда Литва заявила о выходе из состава СССР. 13 человек погибли от рук советских солдат при штурме, двое позже умерли в больнице, 140 получили ранения. Это было 13 января 1991 года.

“В ту январскую ночь я пришел к зданию петрозаводской мэрии, – вспоминает Поташов. – Там было десятка два человек – стояли, мерзли. Это были разные люди – студенты, гражданские активисты… Ни сотовых телефонов, но соцсетей тогда не было, но нам нужно было выразить поддержку Литве.

Я, конечно, тогда совершенно не мог представить, что спустя 34 года мне придётся спасаться уже самому в независимой Литве от советских зомби. И когда я понял, что еду в Литву, у меня в голове сразу возникло это – “Блин, Валерий Николаевич, вот если бы ты тогда не вышел, может быть, и не была бы сейчас Литва независимой, и тебе бы просто некуда было бежать”.

“Свобода слова сократилась до размеров лайка”

Валерий Поташов занялся журналистикой еще в университете, на филологическом факультете. Начал с самиздата, выпускал журнал под названием “Зеленый квадрат”. Потом работал в газете и на карельском радио – ГТРК, которая сегодня является одним из локомотивов кремлевской пропаганды.

“У меня спрашивают: "А видел ли ты когда-нибудь свободу слова?" Я могу сказать, что да, я видел свободу слова. Для меня это моя работа на карельском радио в начале девяностых годов. Можно было говорить обо всём, не было запретных тем. И мы могли, например, совершенно спокойно в прямом эфире обсуждать вопрос о государственной независимости Карелии. Представить такое сегодня просто невозможно. То есть мы бы, наверное, уже даже не закончили бы передачу.

И это я всё хорошо помню. Мы тут как-то с друзьями смеялись, что можно создать религиозную организацию Свидетелей свободы слова”.

Ситуация стала ухудшаться с середины девяностых, полагает Поташов.

“Свободы слова уменьшалась, уменьшалась и сократилась до размера поста. Тогда это был, я не знаю, Twitter. Ну а сейчас она уменьшилась до размера лайка. За которые тоже, видимо, скоро будут привлекать к ответственности” – говорит Поташов, имея в виду новый закон о наказании за поиск “экстремистских материалов”.

Февраль 2022 года застал Валерия Поташова на должности журналиста старейшего интернет-СМИ Карелии – “Столицы на Онего”. Хотя ресурс принадлежит сенатору-единоросу Игорю Зубареву, Поташов находился в уникальном положении – писал что хотел и как хотел. Полномасштабная война и развернувшаяся одновременно с ней полномасштабная цензура лишили его постоянной работы – дав, однако, возможность сделать нечто, чего никто в Карелии никогда не делал.

21 марта 2022 года Валерий Поташов создает телеграм-канал “From Karelia with freedom”. Первая публикация – антивоенные стихи на улицах Петрозаводска. Через два дня – новость о задержании художницы Ирины Быстровой; потом – пост о блокировке страницы Эмилии Слабуновой, единственного депутата карельского парламента, которая выступила против войны. И так далее.

Вскоре одна из коллег сообщила Поташову, что его “папочка” переполнена. На сленге карельских журналистов это означает, что у силовиков накопилось достаточно претензий к человеку, чтобы начать его преследование.

“Видимо, у коллеги были контакты с сотрудниками ФСБ, и они таким образом послали мне сигнал. И она как бы намекнула, что было бы неплохо, если бы ты вообще уехал. А я не собирался уезжать, и тогда у меня была жива моя мама, она уже была пожилым человеком и с довольно серьёзными проблемами со здоровьем. И я остался на свой страх и риск. Потом был разговор с главным редактором, которая сказала, что нам придётся тебя уволить, потому что иначе издание могут закрыть. Ну я и сказал, что вам не нужно меня увольнять, я уйду сам”.

Канал Валерия Поташова быстро набирал популярность. В первую очередь – за счет эксклюзивных новостей, которые перепечатывались в “традиционных” СМИ. Например, пост о том, как жители вепских деревень ушли от мобилизации в леса, набрал более 80 тысяч просмотров, а канал процитировали десятки изданий.

В марте 2025 года “From Karelia with freedom” занял девятую строчку в рейтинге самых цитируемых независимых региональных медиа России. Телеграм-канал, модерируемый одним человеком, оставил позади несколько крупных СМИ с большой историей, а про местные издания и говорить нечего. За три года Валерию Поташову удалось стать главным источником информации о происходящем в целом регионе.В определенный момент Поташов стал единственным в Карелии журналистом, кто ходил на суды против антивоенных активистов. А также тем, кто собирал деньги для оплаты их штрафов.

“Власть в России пытается атомизировать гражданское общество. То есть власти хочется, чтобы люди вообще перестали как-то создавать сообщества. Потому что любое сообщество – это угроза власти… Я видел, что человеку выписывают штраф в 30 тысяч рублей. И я понимал, что это пенсионер, которому пенсии еле хватает, чтобы прожить. Куда ему еще обратиться? Не каждый знает про платформы взаимопомощи. И я подумал, что нужно помочь людям”.

Большинство сборов удавалось закрывать за считаные дни, а то и часы. Например, на штраф художнице Ирине Быстровой – 600 тысяч рублей – деньги собрали за два дня.

“Очень многие из тех, кто не поддерживал войну, выступал против неё, опасался за свои семьи и за самих себя, не мог выйти на протестные акции. И для людей вот участие в таких сборах было возможностью заявить о своем неприятии этой войны”, – объясняет Поташов активность людей. 

В итоге за время работы канала удалось собрать более миллиона рублей для 16 человек.

Такая деятельность, конечно, не могла не вызывать раздражения у силовиков. 1 августа 2024 года к Поташову наконец пришли. Официальный повод для обыска – проверка на участие в деятельности “нежелательной организации”. Реальная цель, судя по всему, – воспрепятствование журналистской деятельности. В этот день Валерий Поташов собирался по заданию “Новой газеты” идти в Верховный суд Карелии; там завершался пропагандистский процесс о признании факта геноцида советского народа в годы Второй мировой войны. Такие суды проходили во многих регионах России, но в Карелии – своя специфика. С одной стороны, регион действительно находился под финской оккупацией; с другой стороны – памятью о ней уже много лет пытаются заглушить память о репрессиях.

А Валерий Поташов из всех сил пытался этому мешать, в том числе – по личным мотивам.

Братья

Сандармох – лесное урочище в двухстах километрах от Петрозаводска. Там расстреливали и хоронили жертв политических репрессий в тридцатый годы. В последние годы карельские чиновники пытаются переписать историю. Например, поставили там стелу, где написано, будто в Сандармохе лежат убитые финнами красноармейцы. Это утверждение основано на ничем не подтвержденной гипотезе историка Сергея Веригина, который поддерживает войну в Украине и занимается пропагандой.

В 2018 году в Сандармох приехали сотрудники прокремлевского Российского военно-исторического общества, чтобы провести раскопки и найти доказательства гипотезы (спойлер – не нашли). В урочище приехал и Поташов, который сообщил копателям могил, что они – мародеры. Дело в том, что здесь, в сосновом карельском лесу, среди тысяч расстрелянных, покоится родственник самого журналиста.

“О том, что мои братья моей бабушки были репрессированы, я узнал ещё в детстве, но сама бабушка об этом не любила говорить. Хотя постоянно плакала, говорила, что у меня забрали братьев. Что с ним произошло, она не знала, и поэтому толком рассказать не могла.

Где-то в 1997 году я работал на радио и как журналист поехал на открытие Сандармоха. Я выхожу из редакционной машины и вижу эти первые голубцы (особая форма креста, как бы спрятанного под крышей. – прим. авт.), поставленные в месте расстрельных ям, и горящие свечи в этом осеннем лесу. И вдруг меня всего начинает крутить. Я хожу и понимаю, что весь лес просто кричит, хотя была полнейшая тишина”.

Валерий Поташов рассказал о своих чувствах исследователю репрессий Юрию Дмитриеву, который был одним из тех, кто открыл Сандармох как место убийства и захоронения политзаключенных. Сейчас Дмитриев находится в колонии по обвинению в действиях сексуального характера против приемной дочери; “Мемориал” объявил его политзаключенным.

Вскоре Юрий Дмитриев сказал Поташову, что в расстрельных списках есть имя его родственника – Ивана Суворова. Он был убит и захоронен именно в Сандармохе. Его брат получил 10 лет лагерей, был отправлен в Воркутлаг и умер летом 1944 года от болезней.

“Юра предлагал посмотреть документы, но я очень долго не хотел этого делать по одной простой причине: боялся, что я в этих делах найду имена людей, которые написали донос, – рассказывает Поташов. – И я добрался до дел бабушкиных братьев только после того, когда фактически в деревне не осталось старожилов.

Половина дела была заклеена, невозможно было понять, кто написал донос, и даже была заклеена фамилия следователя. В одном месте по подписи я понял, кто именно это был, но никаких дальнейших следов не нашел”.

Из материалов дела следовало, что Иван Суворов вел с односельчанами разговоры, которые тогда считались крамольными и контрреволюционными – например, убеждал людей выходить из колхоза. Также среди обвинений были разговоры о том, что Беломорканал построен заключенными и что он, в принципе, никому не нужен.

“По сути дела, человек пострадал за свои слова”, – резюмирует Поташов.

Агент Карелии

5 августа в Сандармохе традиционно отмечают день памяти жертв большого террора. Валерий Поташов ездил в урочище каждый год. Последняя поездка была в прошлом году. И она обернулась кошмаром. 

Казаки с нагайками, люди в военной форме с балаклавами, орущие из колонок песни о войне. Украинцам, проводившим панихиду возле Креста скорби, кричали “Слава России”; возле памятника расстрелянным евреям – “Евреи спонсировали Гитлера”.

“То, что я увидел и испытал, был шок. Я реально увидел, что такое фашизм. И эта история повторилась в Сыктывкаре, – говорит Поташов, имея в виду недавний разгром “Револьт-центра”. – Мы проводим исторические параллели с тем, что происходило в Германии в тридцатые годы”.

За 3,5 года Поташова сотни раз призывали уехать из России. "Зачем вы создаёте проблемы своим близким? Зачем им нужно собирать вам передачи в тюрьму, ходить на процессы, выдерживать эти обыски?” – вспоминает он слова одного из своих собеседников. Журналист отшучивался – говорил, что в случае реальной опасности уйдет лесами, и называл себя потомком контрабандиста. Действительно, один его предков, Василий Суворов, до революции возил из Норвегии ром и в родной деревне на Белом море имел прозвище “Ромовик”, память о котором сохранялась долгие годы после его смерти.

После второго обыска, наручников и напутственных слов следователя Поташов понял, что журналистикой в Карелии ему заниматься всё равно не дадут. Уходить лесами не пришлось, но путь из страны по соображениям безопасности был выбран трудный и долгий. Ехать пришлось на машине, дорога до Вильнюса заняла больше двух дней.

Канал Валерия Поташова на сегодняшний момент прекратил свою работу. Республика осталась без единственного полностью независимого информационного ресурса. Журналист объясняет: главная идея была в том, что он пишет о Карелии из Карелии. Теперь это, очевидно, невозможно. Плюс – статус иностранного агента, которым российское государство дотянулось до уехавшего журналиста, создает риски для людей, которые ему помогали.

“Если я и был когда-либо каким-то агентом, то только Карелии, где все мои корни”, – написал в прощальном посте Поташов.

Карелия для него всегда значила гораздо больше, чем Россия. После распада СССР журналист хотел даже выйти из российского гражданства – по политическим и этическим убеждениям, говорилось в его заявлении. Но сотрудники отдела виз и регистрации ничего не стали делать.

“Когда я ехал, я понимал, что уезжаю навсегда… В прошлом году, после первого обыска, я добрался до деревни своей прабабушки. От деревни уже ничего не осталось, на берегу остались только груды камней от бань, которые когда-то топились по-черному. И остался поклонный крест.

Но, когда мы приехали к деревне с местным жителем, он неожиданно сказал, что можно крикнуть в сторону деревни имя своего предка. И я крикнул имя своего карельского прапрадеда – Иов. И берег ответил мне эхом. И тут меня накрыло невообразимо. Я понял, что я только что попрощался со своими карельскими предками.

Я не питаю никаких иллюзий по поводу того, по какому пути пошла страна. Я знаю, что происходило на земле, по которой я ходил, – говорит репрессированный потомок репрессированных. – Но эта земля давала мне силы. Там лежат мои предки, там моя дача, Белое море, без поездки на которое я год не могу прожить. Лес – это вообще мой храм в Карелии. Люди спрашивают: "Как ты там не свихнулся за эти годы, когда началась война?" Но мне в этом помог лес, потому что я приходил в тайгу, и она поддерживала меня. И, честно скажу, я не знаю, как я буду сейчас жить без всего этого”.